Игорь Гамаюнов - Именем закона. Сборник № 2
— Спали? — спрашиваю у него.
— Нет.
Я почти физически ощущаю дефицит времени, чувствую, как мало его осталось. Спрашиваю напрямую:
— Как получилось, что вы оставили зажигалку в седьмом купе?
Эрих, как и следовало ожидать, молчит, и мне приходится сказать, что я знаю о его отношениях с Татьяной Николаевной. Он смотрит на меня без всякого выражения, но принимает мои слова как пароль, дающий ему право отвечать на вопросы.
— Я вышел во время игры, чтобы повидаться с ней, — едва слышно говорит он. — Перед этим закурил и автоматически прихватил зажигалку с собой, а у Татьяны забыл ее на столе…
Я иду в служебное купе и застаю там Сережу.
— Радиограмма, — докладывает он. — Только что получили.
Он протягивает сложенный вдвое листок. Разворачиваю, читаю:
«…ОСМОТРОМ ВЕЩЕЙ РУБИНА ВИТАЛИЯ ФЕДОРОВИЧА УСТАНОВЛЕНО: ЧЕМОДАН, ИЗЪЯТЫЙ ПРИ ОСМОТРЕ МЕСТА ПРОИСШЕСТВИЯ, ИМЕЕТ ДВОЙНОЕ ДНО. ИЗ ТАЙНИКА ИЗВЛЕЧЕНЫ ДЕНЬГИ В СУММЕ 24 437 РУБЛЕЙ. КУПЮРЫ, РАСКЛЕЙКА И СУММА СОВПАДАЮТ С ДАННЫМИ ВЧЕРАШНЕЙ ОРИЕНТИРОВКИ ОБ ОГРАБЛЕНИИ. УСТАНОВЛЕНО ТАКЖЕ, ЧТО КРОВЬ НА ВЕЩАХ ИЗ ЧЕМОДАНА И ПОСТЕЛЬНОМ БЕЛЬЕ СОВПАДАЕТ С КРОВЬЮ РУБИНА В. Ф.
ПОКА ВСЕ. ЖЕЛАЮ УДАЧИ. ВОЛОБУЕВ».
И в конце:
«ЗВОНИЛ. ПОРЯДОК».
Маленький листок содержит ценнейшую для меня информацию: становится известен мотив убийства. Преступник рылся в вещах покойного в поисках денег… Ориентировка, о которой идет речь в радиограмме, была скупа и лаконична. Двое суток назад при выезде с последней точки инкассатор Государственного банка был убит, шофер машины тяжело ранен. Грабителей было двое, вооружены огнестрельным оружием. Никаких примет в сообщении местного отдела внутренних дел не приводилось…
Я пытаюсь сосредоточиться. Чувствую, что какая-то неоформившаяся до конца мысль ускользает от меня, словно я только что стоял на верном пути к разгадке и в последний момент забыл самое важное, потерял нить…
Мы с сержантом выходим в тамбур.
— Ты читал радиограмму? — спрашиваю я.
Он кивает утвердительно.
— Ну и как? Какие соображения?
Он трет свой курносый нос — вид у него бодрый, и я немного ему завидую.
— Уверен, что Рубина убили из-за денег.
— Гениально. Это тоже из английского романа? — интересуюсь я и смотрю на пляшущие по насыпи пятна света. Если хорошенько приглядеться, можно различить и свою тень, которая вприпрыжку несется наперегонки с поездом…
— Есть хотите? — спрашивает Сережа. — Я у бригадира булочки достал и сыра кусок. Не очень свежий, но есть можно.
И вдруг меня осеняет! Я вспоминаю — ресторан. Ну конечно же ресторан! Это же так просто…
Стоп. Никакой спешки. Надо быть предельно внимательным и не совершить ошибки. Сейчас главное — не спугнуть убийцу. Он наверняка не спит. Психологически наиболее вероятное его состояние — тревога и ожидание…
Итак, Чаурия в четвертом, Квасков в пятом, а Жохов в седьмом…
Я иду вместе с сержантом по пустому коридору и почти зримо представляю, как за одной из дверей кто-то настороженно вслушивается в доносящиеся из коридора звуки. Проходя между четвертым и седьмым купе, я достаточно громко и отчетливо говорю:
— Возьмите у проводника постели. Пора отдохнуть. Займем третье купе, там и постелите…
Сережа удивленно смотрит на меня, но молчит.
Мы проходим в конец вагона. Тяжелым ключом, который я взял у сержанта, открываю дверь между вагонами. Сережа остается в тамбуре, а я оказываюсь в проходе между вагонами, где особенно остро ощущается бег поезда. Крошечное пространство буквально дрожит от лязга и скрежета. В щели дует холодный ветер. Прохожу через соседний вагон, открываю еще одну дверь, потом снова вагон, тамбур, изогнутый отрезок коридора. Следующий — вагон-ресторан. На переходном трапе сильно качает, и я с трудом попадаю в замочную скважину. Наконец дверь остается позади. Передо мной просторный салон, разделенный на две секции.
В полумраке белые скатерти и стеклянная посуда на пустых столах выглядят непривычно и даже чуть жутковато.
Стараясь не задеть стулья, прохожу в самый конец вагона, сворачиваю у буфетной стойки и оказываюсь перед тремя обитыми белым пластиком дверьми. Стучу в одну из них и почти сразу слышу возмущенный женский голос. Прошу открыть и называю себя.
На пороге появляется девушка. Показываю ей удостоверение. Она внимательно его изучает в слабом свете ночника, горящего над дверью.
— Скажите, кто обслуживал посетителей вчера между девятью и одиннадцатью часами вечера?
— Я обслуживала, — отвечает она и пытается шутить: — А что, обсчитали, что ли, кого?
Я прошу ее выйти со мной в зал.
Мы устраиваемся за ближайшим столиком. Она включает настольную лампу, накрытую желтым шелковым абажуром.
— Как вас зовут? — спрашиваю я.
— Лида.
— Скажите, Лида, много было посетителей вчера вечером?
— Нет, человек десять — двенадцать. А что все-таки случилось?
— Вспомните, обслуживали вы двух мужчин — один невысокий, лысый, лет под шестьдесят, он еще много выпил, а второй — в сером костюме и галстуке вишневого цвета. Сидели они вместе.
— Кажется, я знаю, о ком вы говорите. Они заказали по отбивной и бутылке пива, потом еще несколько раз заказывали пиво.
Я понятия не имею, что заказывали Жохов и Квасков, но поощряюще киваю в знак согласия.
— Да, один был в сером костюме, а другой маленький, все руками размахивал…
— Выходил кто-нибудь из них из-за стола?
— Да, выходили, — отвечает девушка. — Оба выходили. Ровно в десять. Я боялась, что они уйдут не расплатившись, но тот, что помоложе, сказал, что они из соседнего вагона, что выйдут на несколько минут, так как его товарищу плохо. Люди вроде приличные, но я на всякий случай засекла время. Если, думаю, не вернутся через десять минут, то буду принимать меры. Напрасно беспокоилась. Ровно через десять минут они пришли и больше уже не выходили. Сидели до закрытия.
— А когда вы закрывали?
— Зал начали освобождать без четверти одиннадцать.
Я подробно описываю ей Эриха, и Лида подтверждает, что его тоже видела, но, когда он ушел, не заметила.
— Может быть, заметили еще одного посетителя: полный такой, с усами, он пришел около десяти?
— Он сидел вот за этим столиком. — Лида разглаживает ладонью скатерть на столе, за которым мы расположились. — Я ему еще замечание сделала — в майке пришел и в спортивных брюках.
— Майка с волком?
— Ага, «Ну, погоди!».
— Так вы его не впустили?
— Впустила. Посетителей немного, а план делать надо.
— Он никуда не выходил?
— Кажется, нет… Точно сказать не могу, не заметила.
Два часа двадцать три минутыДвое выходили из ресторана и отсутствовали, по словам официантки, десять минут. Десять минут… Немного, но все же…
Я смотрю на светящиеся цифры своей «Электроники», медленно выхожу в тамбур и, не спеша, двигаюсь через наполненное грохотом пространство, пустые коридоры, мимо дремлющих проводников. Возвращаюсь в свой вагон, осторожно открываю двери восьмого купе и вхожу, стараясь не наступить на очерченный мелом контур.
Прошла минута и двадцать семь секунд.
Не включая свет, подхожу к окну. Сажусь.
По двойному стеклу, оставляя за собой змеящиеся неровные бороздки, ползут капли. Там, за окном, снова идет дождь.
Поезд врывается на мост. От металлических ферм рябит в глазах, но я успеваю увидеть сверкнувшую под зеленоватым лунным светом реку. Мост остается позади. Стук колес после этого кажется не таким громким. «Кто из них? — монотонно стучат они на стыках рельсов. — Кто из них?»
Убийца искал деньги. Никем не замеченный, он проник в восьмое купе, говорил с Рубиным — его голос слышал Лисневский. Потом убил и приступил к поискам. Ищет упорно. Переворачивает вещи, чемодан, осматривает постель и одежду. А время идет. Текут минуты. Он боится, что его застанут на месте преступления, и уходит. А часом позже вместе с остальными пассажирами пытается привести в чувство остывший труп…
Он хладнокровен — не бежит, не скрывается. Остается в вагоне. Почему? Ну, во-первых, понимает, что исчезновение одного из пассажиров сразу привлечет к себе внимание, тем более что, согласно билетам, все едут до конечной остановки. Кроме того, он оставил бы после себя шесть свидетелей, общавшихся с ним, запомнивших его внешность, манеру вести себя, другие приметы. Поимка в такой ситуации — вопрос времени. И во-вторых. Убийца не нашел того, что искал, из-за чего убил Рубина. Это основное. Но если так…
Я выхожу в коридор и по мягкой дорожке иду в тамбур, где меня ждет Сережа.
— Ну как, товарищ капитан? — спрашивает он почти шепотом. — Есть новости?
— Навалом, — вполголоса отвечаю я. — Слушай, сержант, внимательно. Отопри девятое купе — да так, чтоб ни одна душа не слышала. Приведи ко мне сюда пассажира из второго купе и проводника. С ними будь особенно осторожен — чтобы ни единого шороха. Сможешь?
